«Отец учил нас быть Людьми...», – говорит Фаpадж Каpаев

Поводов для встречи с этим удивительным человеком было очень много. Во-пеpвых, не за горами 59-летие композитора, дата хоть и не юбилейная, но все pавно не плохой повод поразмыслить над бытием. Во-вторых, у композитоpов такого pанга всегда предостаточно интересных замыслов и проектов. Ну и, наконец, хотелось донести до нашего читателя безудержное обаяние Фаpаджа Каpаева, которым он так щедро делится со своим собеседником.

– Где Вы сегодня больше живете – в Москве или в Баку? Скажите, в каком из этих городов Вас чаще посещает вдохновение?

– Петр Ильич Чайковский как-то сказал, что вдохновение – это гость, крайне редко посещающий лентяев. С одной стороны – это утверждение бесспорно, но... о каком вдохновении может идти речь, если музыка – твоя профессия? Ритм жизни человека, сделавшего сочинение музыки основным занятием своей жизни, прост до невозможности – работать, работать и снова работать. Иного пути нет! Но, к счастью, нередко наступают периоды, когда для решения самых сложных задач не требуется колоссальных затрат творческой энергии. Работается на удивление легко, и порой удивляешься тому, как много удалось сделать за относительно небольшой промежуток времени. Пожалуй, предпосылки к появлению такого четкого ритма, рабочего настроя и есть то неуловимое, что принято называть вдохновением.

Работать же мне удается с одинаковым успехом – или, если хотите, с неуспехом – и в Баку и в Москве. Для полноценного творческого труда нужно совсем немного – ровное, спокойное внутреннее состояние и на начальном этапе работы – полное одиночество.

– На сегодняшний день достаточно сложно конкретно охарактеризовать многие явления художественной жизни. Правда ли, что сегодня перед композиторами все чаще ставится проблема постоянных музыкальных поисков? Что вы могли бы сказать в этом отношении о своем творчестве?

– Вечный поиск художественного идеала, то, чем живо искусство, в наше время принимает особую актуальность. Кристаллизация новых синтетических жанров «на грани» – одна из интереснейших примет сегодняшнего дня. Performance и инструментальный театр прочно вошли в европейский музыкальный быт, как и «музыка в новых помещениях», давно уже существующая наряду с традиционными концертами симфонической и камерной музыки. Для меня же особый интерес представляет работа в жанре инструментального театра, и многие мои сочинения в большей или меньшей степени предполагают наличие режиссуры. Сейчас мне предстоит закончить новое сочинение, премьера которого должна состояться 6-го марта в Санкт-Петербургской филармонии. Наличие режиссуры для его исполнения является таким же непременным условием, как и наличие дирижера.

– А каково название этого сочинения?

– «Посторонний». Но к роману А.Камю это не имеет никакого отношения. В сочинении использованы стихи современного русского поэта И.Ахметьева, фамилия которого указывает на наличие тюркских корней. Мне почему-то показалось это глубоко символичным и решило вопрос выбора текста в его пользу.

– Согласны ли Вы с утверждением Р.Вагнера о том, что не моцартовского «Дон-Жуана» нужно сообразовывать с нашей эпохой, а нам самим – меняться, чтобы прийти в согласие с творением Моцарта, и творите ли Вы согласно этому принципу?

– Моя принципиальная установка – принципиально отвергать любые установки, предшествующие творческому процессу! Равно как и оправдание с позиций «высоких принципов» своей уже написанной музыки. Мой принцип – это творческая интуиция и ...отсутствие принципов, но непременно – наличие полноценного творческого замысла. И потом, я не творю, я работаю!

– В год своего пятидесятилетия Вы написали «Ist es genug?..», произведение, которое, как Вы как-то сказали, «в некотором смысле является последним опусом». Тем не менее, фраза «в некотором смысле» наводит на определенные подозрения...

– Перефразируя известную фразу, я бы сказал так: «Мне ваши беспочвенные подозрения странны!» Ну, а если серьезно, то это сочинение, написанное в 1993 году, действительно, планировалось как своеобразный творческий итог. После завершения этого сочинения, премьера которого состоялась в том же году в Амстердаме, мне хотелось сделать паузу и на какое-то время напрочь отказаться от написания музыки. Я планировал через год, может быть, полтора, переосмыслив все уже написанное, решить для себя краеугольный вопрос – стоит ли писать музыку дальше, не все ли внутренние ресурсы исчерпаны, не грозит ли автору самое страшное – самоповтор, творческая смерть еще при жизни.

Но молчание затянулось, и это был отнюдь не творческий кризис. Развал страны, в которой я родился, вырос, получил, образование и стал тем, кем стал, подействовал на меня угнетающе. К этому прибавилось полнейшее отсутствие средств к существованию и, главное, отсутствие какой бы то ни было надежды на то, что ситуация может измениться в лучшую сторону. И лишь в мае 1997 года, когда ко мне обратился голландский пианист Marcel Worms с просьбой написать сочинение для его новой программы «Вокруг джаза», у меня вновь появилось желание работать. С тех пор я регулярно, насколько позволяют обстоятельства, работаю, а о том времени – горечи, страха и бессилия стараюсь не вспоминать.

– Легко ли Вам это удается? Хотя, на мой взгляд, Вы производите впечатление очень веселого, легкого по жизни человека... И еще – часто ли у Вас бывает состояние творческой депрессии и как Вы находите выход из этого состояния?

– Я стараюсь выбросить из головы все, что может вызвать отрицательную реакцию, все негативное. Так, как удаляют ненужные файлы и папки из компьютера, ведь наш мозг – это тот же компьютер. От многого защищает юмор, в этом плане мне было в кого пойти! Моя бабушка Сона-ханым обладала неисчерпаемым запасом этого удивительно качества. В последние годы она жила на проспекте Строителей выше Статистического управления, как она говорила, «на горке» и однажды зимой, поскользнувшись, упала и прокатилась по льду около сотни метров, пока не «выехала» прямо на середину проспекта. Когда она добралась до нас вся в синяках, к тому же еще и с вывихом, на нее без слез невозможно было смотреть. Но прошло буквально несколько минут, и мы все хохотали до слез, с таким юмором она рассказывала историю о своем падении, о том, как ей удалось затормозить свое движение лишь на мостовой, и как ругались шофера. Кстати, при первом знакомстве я нередко стараюсь протестировать собеседника «на юмор», и, если он выдерживает испытание, то для меня он уже «со знаком плюс».

Уметь иронизировать по поводу своих недостатков, относиться с юмором к происходящему, прощать друзьям и не замечать жалких потуг своих недругов – вот вам кажущаяся беззаботность «очень веселого, легкого по жизни человека»...

– У Вас есть недруги?

– Друзей больше! Что же касается депрессии, то с кем подобного не бывает! Но от этого состояния у меня есть одно испытанное средство – хорошая литература. В таком состоянии я с удовольствием листаю книги своей молодости – Э.Хемингуэй, Э.М.Ремарк, Р.П.Уоррен, перечитываю «Диалоги» И.Стравинского, письма А.Веберна, В.Ван Гога, заметки о писательском мастерстве Г.Флобера. А потом – снова письменный стол, нотная бумага... Nichts als Arbeit unter der Sohne – Ничего, кроме работы, как говорят немцы.

– Вы завистливый человек?

– Скорее нет, чем да... Зависть мне представляется самым страшным из человеческих пороков. Я могу простить трусость, оправдать слабость, и даже попытаться смоделировать ход мыслей человека, совершившего подлость. Но зависть – нет, никогда!!!

– И все же...

– Если кто-либо из моих талантливых коллег благодаря своему трудолюбию или даже везению достигает большего, чем Ваш покорный слуга, то он этого действительно заслуживает. Какая же может быть зависть к настоящему таланту? Если же кто-то из них, не имеющих Божьей искры, достигает высот, не соответствующих его микроскопическому музыкальному дару, то крылатое выражение «дуракам – счастье» как нельзя лучше подходит к подобной ситуации. Но, к сожалению, бациллой зависти заражено огромное число живущих на этой грешной земле людей, и порой мне хочется воскликнуть, обращаясь к кому-то из своих коллег: «Друг мой, скажи, кому же ты НЕ ЗАВИДУЕШЬ?»

– Вы амбициозны?

– Вряд ли… Мне давно уже ясно, чего я хочу и что я могу. В конце концов, мне достаточно быть уверенным в том, что моя музыка кому-то интересна, и знать, что есть на что накормить мою семью.

– Вы являетесь вице-пpезидентом Московской Ассоциации Совpеменной Музыки и одновременно президентом общества совpеменной музыки «Yeni musiqi» Что представляют собой обе эти организации, насколько схожи их идейные принципы? Какого рода проекты были из последних, проведенных этими организациями?

– Не ошибусь, если скажу, что цели и задачи этих организаций весьма схожи. В Московской АСМ я исполнял обязанности вице-президента, когда по принципу ротации наступил мой черед. В обществе же «Yeni musiqi», которое мы учредили вместе с моим коллегой музыковедом Дж.Селимхановым в 1995 году, я номинально являюсь президентом. Но вся работа по организации концертов азербайджанской музыки у нас в стране и за рубежом, а это и является основной нашей задачей, практически выполняется нами двоими. Общество представляет Азербайджан в Европейской и Азиатской музыкальных организациях. Это ISCM – International Society for Contemporary Music (Международное Общество Современной Музыки) и ACL – Asian Composers' League (Азиатская Лига Композиторов). Сочинения азербайджанских композиторов практически ежегодно исполняются на музыкальных форумах, проходящих под патронажем этих организаций. В рамках подобных мероприятий были исполнены сочинения Джалала Аббасова, Али Ализаде, Исмаила Гаджибекова, Алии Мамедовой, Хайяма Мирза-заде, Арифа Меликова, Эльмира Мирзоева, Заура Фахрадова. Думаю, что Обществу есть, чем гордиться!

Неоценимую помощь в работе оказывает ансамбль SoNoR, который является нашим бессменым партнером. Художественный руководитель ансамбля композитор Эльмир Мирзоев избрал весьма смелую репертуарную политику – программы концертов SoNоR’a наполнены новейшими сочинениями композиторов Азербайджана и многих других европейских стран. Одним из самых примечательных стал концерт SoNоR’a в берлинском Konzerthaus, прошедший в рамках фестиваля Young Euro Classic летом 2001 года. В этом зале, который наряду с берлинской филармонией является лучшим залом Берлина, под руководством украинского дирижера В. Рунчака состоялась премьера и моего сочинения «Cancion de cuna», написанного по заказу фестиваля. Этот концерт, в котором солировала Фаpида Мамедова, прошел с таким ошеломляющим успехом, что на следующий день местные газеты пестрели заголовками – германские коллективы остались в тени SoNоR’a!

– Вы рассказали об успехе SoNoR’a, а было ли у Вас самого нечто подобное в жизни?

– Никогда не забуду Париж 1969-го года, когда на сцене театре Champs d'Elysées в постановке Рафиги Ахундовой и Максуда Мамедова были представлены спектакли Азербайджанского театра оперы и балета, и в том числе мой балет «Тени Кобыстана». После премьерного спектакля нас, авторов, вызывали на сцену больше десяти раз. А это был Париж, Театр Champs-Elysées, в котором состоялась премьера «Весны священной» И.Стравинского. Разве такое может забыться!!!

– Расскажите теперь и о Ваших ближайших планах.

– График работы на ближайшие полгода уплотнен таким образом, что времени абсолютно не остается ни для чего, кроме как для работы за письменным столом! Чтобы не быть голословным, скажу, что из-за нехватки времени мне в начале декабря не удалось побывать в Голландии на исполнении моего нового сочинения «Вавилонская башня». Надо заканчивать сочинение «Посторонний», о котором я уже рассказывал, и приступать к завершению Скрипичного концерта, над которым по заказу из Германии я работаю на протяжении вот уже нескольких лет. Премьера намечена на август месяц, но уже в конце апреля я должен завершить партитуру. К июлю я должен закончить еще одно сочинение, заказанное мне австрийским Ensemble Recouncil Wien, а в сентябре мне предстоит окунуться в сферу достаточно необычной для меня деятельности. Кафедра теории музыки Московской консерватории готовит к изданию сборник «Теория современной музыки. Вторая половина ХХ века», в работе над которым мне предложено принять участие. И хотя нотная бумага для меня гораздо привычнее и комфортнее, чем писчая, отказаться от написания статьи «Инструментовка. Новая тембрика» у меня не хватило сил. Действительно, что может быть почетнее, чем работа рядом с такими выдающимися учеными, какими являются Ю.Н.Холопов и Е.В.Назайкинский!

– Фарадж Караевич, поменяем тему с Вашего позволения. Сегодня ведется немало разговоров о том, что семья Каpа Каpаева «pазбазаpивает семейное достояние», с молотка идут даже личные письма К.Каpаева к Д.Д.Шостаковичу. Хотелось бы послушать Ваши комментарии и, наконец, поставить все точки над «i».

– Действительно, разговоров ведется немало, но «людям рта не заткнешь», как сказал бессмертный Молла Насреддин. Что ж, если кому-то хочется потешить свое самолюбие подобными сплетнями – пусть...

Расскажу, как все было на самом деле, правда лежит несколько в иной плоскости. Как-то очень давно, еще в самом раннем детстве я увидел в руках отца небольшую папку, на которой было написано «Письма Дм.Дм.Шостаковича». Из любопытства задал вопрос, зачем, мол, хранить чьи-то письма, да еще в отдельной папке. Ответ же был серьезный и неожиданно «взрослый». «Сейчас это простые бумажки», – сказал отец, «но когда вы с Зулей вырастете, а меня уже не будет, эти письма станут большой ценностью. В жизни всякое может случиться, и, если для вас наступит тяжелое время, вы сможете их продать. А я и там буду спокоен, ибо еще раз смог помочь своим детям». Прошло еще несколько лет, и я, роясь в шкафу, обнаружил в отцовских нотах две абсолютно идентичные записи – «Рукопись партитуры балета «Семь красавиц» принадлежит моей дочери З.Караевой», и вторая – «Рукопись партитуры балета «Тропою грома» принадлежит моему сыну Ф.Караеву». И опять последовал аналогичный ответ, суть которого сводилась к тому, что эти рукописи могут пригодиться нам в тяжелую минуту.

Прошло около сорока лет и, эта минута наступила. Мне понадобилась колоссальная сумма, чтобы в минуту смертельной опасности спасти жизнь своим детям. Таких денег у нас в семье никогда не было, но ...были письма Д.Шостаковича! Они давно уже хранились за рубежом, и выставить их на аукцион «Сотбис» не представило большого труда. Письма были проданы, и страшная угроза миновала. Вот таким образом отец вновь помог нам через много лет после своей кончины.

– А кем были приобретены эти письма?

– Они были приобретены неизвестным лицом, но я и не хотел бы знать, кем именно – слишком печальны воспоминания о тех трагических днях, и память отказывается их хранить. Вся же основная часть личного архива сдана отцом в Центральный Государственный архив литературы и искусства СССР. С одной стороны, это не может не радовать, ведь рукописи отца хранятся рядом с рукописями С.Прокофьева, Д.Шостаковича. С другой же стороны, теперь, когда Азербайджан стал независимой страной, было бы, видимо, правильнее, если бы архив Кара Каpаева хранился в Баку. Но архивные учреждения никогда не расстаются со своими фондами. Правда, кое-что из того, что хранилось в бакинской отцовской квартире, я предложил для приобретения Музею музыкальной культуры, и теперь эти документы являются собственностью Азербайджана. Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать о «разбазаривании семейного достояния».

– Ходят также слухи, что, дескать, сегодня существует негласный запpет на исполнения произведений Каpа Каpаева симфоническим и камерным оркестрами. Есть ли у Вас какие-то мысли на сей счет?

– Авторские права отца охраняет московское музыкальное издательство «Гармония», с которым я подписал соответствующий договор. Его суть заключается в том, что ни один симфонический или камерный оркестр, ни один музыкальный театр в мире не может исполнить сочинения отца, не получив на это предварительного разрешения у издательства. Это касается также использования музыки Кара Караева на радио и телевидении, выпуска CD с его музыкой и т.п. Оркестровые голоса высылаются издательством заказчику за соответствующую плату, часть которых переводится затем на счет автора. Такая форма оплаты композиторского труда принята во всем цивилизованном мире, и удивляться этому было бы, по меньшей мере, странно. Но в договоре есть пункт, в котором говорится, и я хочу специально подчеркнуть это, что оркестры и театры АЗЕРБАЙДЖАНА и РОССИИ освобождаются от платы за использование караевской музыки.

А слова Моллы Насреддина о людском пустословии будут верны все то время, пока будет существовать само человечество!

– Завершая нашу беседу, мне хотелось бы спросить у Вас: существует ли самый главный завет Каpа Абульфазовича, который Вы помните и которому следуете до сих пор?

– Отец никогда не занимался дидактикой, не заставлял, не принуждал, не читал нравоучений. На собственном примере он учил нас быть честными, жить и работать, полностью отдавая себя любимому делу. Быть трудолюбивыми и не проводить время в праздности. Всегда, на протяжении всей жизни оставаться способным к восприятию нового и никогда не останавливаться на достигнутом. Любить людей и быть снисходительными к их слабостям. Быть добрыми, незлопамятными, великодушными.

Отец учил нас быть Людьми...

– Спасибо за интересную беседу.

.........................................

Баку-Москва

И.Магеppамова